Василиса Половина


Чужая дочь

Июльским днем, пропахшим мятой,

Лучом на землю пролилась.

Без поздравлений, горькой платой,

Недолгожданной родилась.

Ей все казалось непонятным –

Отец не шел, она ждала.

И в ожиданье безобъятном

Не врали только зеркала.

Однажды встретились, коснулись,

Чуть вздрогнув, вперегон дыша:

«Моя - чужая», - вены вздулись.

Вздохнул: «Живи и не мешай».

Года прошли, сменяя лица,

Смывая боль, и стыд, и страх.

А ей все также ночью снится

Седых ресниц усталый взмах.

Ей так хотелось преклониться,

Припасть щекой к родным рукам…

Но срок пришел, пора сродниться

Земле и вечным облакам.

И смерть пропела: «Аллилуйя»,

И самолет ворвался в ночь.

За безответным поцелуем

Летит его чужая дочь.

Ольга Рычкова
Анастасия Астафьева: «Чужая слава мне не нужна»
// Труд. – 2003. – 11.03


Ее жизнь не укладывается в обычную для писательского ребенка схему "школа - Литинститут". До поступления на Высшие литературные курсы (ВЛК) Анастасия Астафьева была машинисткой в народном суде, вахтером в ДК железнодорожников, заведующей канцелярией в отделе УВД, прислуживала в церкви. Несколько раз поступала во ВГИК... Первая и единственная встреча с отцом. Виктором Астафьевым, произошла только в 22 года.


- Ася, ты, наверное, с детства хотела быть писателем по примеру отца?
- Начнем с того, что мы с ним всегда жили в разных городах. Я родилась и выросла в Вологде и о том, что мой папа - писатель Астафьев, узнала только лет в 11. Когда мне было 16, я написала Виктору Петровичу письмо, но не отправила. Решилась только через пять лет, он ответил. Несколько лет мы переписывались, а в июле 97-го я приехала к нему в Овсянку, привезла с собой повести, рассказы, статьи, сказки. И Виктор Петрович, несмотря на занятость (он как раз работал над повестью "Веселый солдат", шли съемки телепередачи "Виктор Астафьев читает "Последний поклон"), прочитал их и сказал, что искра в этом есть. А что из нее разгорится - будет видно.
В детстве я мечтала стать лесником - обожала лес, зверей. Сочиняла сказки, истории, но это было одним из увлечений - от музыки и рисования до шахмат, плавания и резьбы по дереву. Кроме того, с пеленок я "вращалась" в творческой атмосфере: мама в то время была журналисткой, общалась с прозаиками, поэтами, художниками... Она часто уезжала в командировки и оставляла меня со своей подругой Зиной. Когда кто-нибудь спрашивал, где у девочки папа, любопытным отвечали: папы нет, зато две мамы - мама Нина и мама Зина. Мама Зина пела (и до сих пор поет) в народном хоре и брала меня на репетиции. Был случай: мне года три-четыре, я жду ее за кулисами, а на сцене разучивают новую песню. Что-то не получается, руководитель нервничает, ругается. И вдруг она слышит, как я из-за кулис чисто и правильно вывожу партию, и говорит: "Вот, даже ребенок выучил, а вы!.." Слух у меня, кстати, от папы. Виктор Петрович писал, что в Сибири человек не поющий считался чуть ли не инвалидом. Потом я года два училась играть на флейте, но в конце концов забросила ее и больше к музыке не возвращалась. А вот рисую до сих пор с удовольствием. Еще в школе мне удавались сочинения - в отличие от задачек. И как-то в пятом классе я заявила учителям: "Да отстаньте со своей математикой - я писателем буду!" Они только смеялись. Хотя к тому времени мне на самом деле хотелось писать - только не книжки, а сценарии...
- Редкое желание в столь юном возрасте...
- А мама как раз окончила Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Все разговоры дома были о кино, вот я и "заболела". После школы ринулась во ВГИК. Три раза поступала, проходила творческий конкурс, но "срезалась" на экзаменах - на литературе, кстати. Однажды попался билет по "Войне и миру", образ князя Андрея, а я этот роман тогда не читала. Не созрела. И честно сказала об этом приемной комиссии. Их реакцию представить несложно. Но мастеру, оценивающему сценарии, мои работы понравились, и он настоял: "Тяните второй билет". Тяну - и, конечно, снова "Война и мир", образ Платона Каратаева. Так что роман со ВГИКом не сложился. Но кино "не отпускает". Уже учась на ВЛК, написала сценарий по роману Олега Куваева "Территория" - из жизни геологов 50-х годов.
Четвертый год каждое лето работаю в Питере на международном кинофестивале "Послание к Человеку". Виктор Петрович был одним из его учредителей. С прошлого года на фестивале вручается приз молодым режиссерам-документалистам от фонда имени Астафьева.
- Как Виктор Петрович отнесся к твоему решению учиться "на писателя"?
- Вообще он не хотел, чтобы его дети были писателями или занимались какой-то другой творческой работой. Знал, насколько это непросто. Но так получилось, что, прочтя мою писанину, сказал одно слово: "Обречена". Когда в 2001-м я поступила на литературные курсы, отец тяжело болел. Друзья привезли от него звуковое письмо из больницы. Виктор Петрович сам в свое время окончил ВЛК и очень тепло вспоминал годы учебы, однокашников - Петра Проскурина, Евгения Носова, других...
- Что ты сама любишь у писателя Астафьева?
- В доме всегда были его книги. Еще не зная, что их автор - мой отец, читала "Коня с розовой гривой". Люблю его описания природы, очень нравится "Последний поклон". А вообще, у меня есть две книги, которые в "черные" минуты жизни отвлекают и спасают. Первая - "Сто лет одиночества" Маркеса, вторая - "Ода русскому огороду" Астафьева. Маркеса Виктор Петрович тоже очень любил. И Гоголя - здесь наши вкусы совпадали. Еще в "Царь-рыбе" особенно выделяю одну главу - "Сон о белых горах". Каждый раз читаю - и плачу...
- А что ты скажешь о романе "Прокляты и убиты", получившем такие разные отзывы?
- Не согласна с теми, кто возмущается: мол, Астафьев опозорил русского солдата! Может, как раз описание не "парадной", а темной, страшной стороны войны предупредит новую бойню? Звучит наивно, но я по-особому отношусь к этой теме. Как будто ужас перед войной передался мне по наследству.
- Поэтому ты сама написала повесть "Чужая война"?
- Да, это мой отклик на чеченские события. А еще повлияло распутинское "Живи и помни", Я ведь "увожу" своего героя-дезертира из самого пекла в мирную жизнь, так что получается вещь антивоенная...
- О чем еще ты пишешь?
- В Вологде у меня выходили две маленькие книжки: рассказы о детстве и детектив, по которому поставили спектакль на областном радио. Есть рассказы о природе. А осенью мне предложили стать составителем сборника "В. П. Астафьев. Повести. Рассказы". Эта книга входит в огромное - 100 томов - издание русской классики. Я написала вступительную статью, комментарии. В сборник вошли главы из "Последнего поклона" и "Царь-рыбы", "Пастух и пастушка", несколько рассказов.
- Знаменитая фамилия больше помогает тебе или мешает?
- Если кто-то думает, что имя Виктора Петровича автоматически открывает мне двери всех редакций, то очень ошибается. Мне приходилось сталкиваться с отказами... Я знаю, что никогда не буду писать, как отец, да и не стремлюсь к этому. У меня своя судьба. Перед аудиторией литературных курсов в коридоре висят фотографии писателей, в том числе и отцовская. Однажды на перемене я встала рядом, наклонила голову, как Виктор Петрович на портрете. И как раз идет наш преподаватель. Глянул на меня: чего тут стоите? А сокурсницы: правда, похожа? Я им показываю кулак, но поздно. На кого, спрашивает, похожа? А они: как на кого - на папу своего, Виктора Петровича! Преподаватель покачал головой: "Астафьева, кончайте меня разыгрывать! Лекция начинается!" Так что не все видят во мне дочку классика - оно и к лучшему. Чужая слава мне не нужна.
- Как насчет творческих планов? Курсы скоро заканчиваются - и?..
- В Москве не останусь - это точно. Абсолютно чужой, чуждый мне по духу город. Все планы связываю с Питером. Мечтаю найти хорошую творческую работу, продолжать писать, работать на кинофестивале. А вообще я многое в жизни умею - и замок сменить, и косить, и полы перестилать, и козу доить, и забор поставить. Так что, если вдохновение иссякнет, не пропаду!

Сергей Фаустов

Особенности композиции рассказа Анастасии Астафьевой

«Змей будет жалить тебя в пяту…»

Рассказ небольшой, можно сказать очень короткий, но он представляется каплей воды, в которой отражается творческий метод и мастерство Анастасии Астафьевой. Содержание можно пересказать весьма кратко. Девочка с матерью и сестрой приезжают в деревню, где идут за грибами и собирают землянику. В лесу увидели змею. Мать, испугавшись, палкой начала бить змею, пока та не перестала двигаться, и они ушли с оставшейся горечью от происшедшего.

Казалось бы, что можно из этого сюжета воссоздать, какое произведение. Но начнем читать.

«То было первое лето, проведенное нашей невеликой семьей – я да мама – в деревне. В гости к нам часто приезжала моя троюродная сестра. Вместе с нами мама обходила все прежде знакомые местечки, где она таким же подростком играла, живя на летних каникулах у деда с бабкой. Тогда у стариков собирались внуки и внучки всех возрастов, которые пасли коз, месили ногами навоз на колхозной конюшне, купались вместе со свиньями в грязном пруду, бродили по перелескам…»

Очень важный зачин, который сыграет большую роль в дальнейшем. Это и называется единением детей с матушкой-природой.

«Так забрели мы славным солнечным утром на старую дорогу, когда-то ухоженную и широкую, выводящую через лес к большаку. Теперь выезд был с другой стороны деревни, через поле. Там стояла ржавая железная остановка, и после проехавшей машины пыль густым облаком наносило с большака на дома и огороды. Старая дорога вся заросла разнотравьем, высокими кустами и уже подпиравшими небеса деревьями».

Здесь подчеркивается высота окружающего мира по отношению к маленькому росту героини рассказа – девочки. Но в первую очередь описана идиллия, в которой показана мирная добродетельная сельская жизнь на фоне прекрасной природы. Казалось бы, и повествование так и дальше пойдет и закончится все словами: «усталые, но довольные возвращались мы домой».

Читаем дальше.

«Мы ели спелую крупную землянику, спрятавшуюся среди лесных цветов и духмяных трав, собирали букеты, а в сыром месте с изумлением увидели несколько скромных бледненьких цветочков ночной фиалки. Под жарким солнцем она не пахла так, как по маминым рассказам должна была. Белым, едва ли не прозрачным, на высокой светло-зеленой ножке соцветиям фиалки необходима была вечерняя роса, наползающие из-под елей сумерки приближающейся ночи. Только тогда она начнет источать великолепный сильный, но не приторный, не дурманящий аромат. Тем более странным было, что ее ближайшая родня, такая же фиалка, только с фиолетовыми соцветиями, не пахла вовсе, ни днем, ни ночью».

Здесь описана красота и превратности темного мира, красота поганки. Это уже не детский взгляд на мир, это уже начало внутреннего монолога с использованием художественной детали – изобразительной и выразительной подробности, характерной черты мира природы, несущей повышенную смысловую нагрузку. Нагрузку антитезы. После описанной фиалки начинаешь ожидать от идиллии какой-то неожиданности. Пропусти абзац описания той самой идиллии (хотя читать его – удовольствие), и вот первая неожиданность – бурундук, испугавший детей и испугавшийся сам. И вот неожиданно вторая.

«Среди зарослей завиднелся просвет, и близкий лай собак подсказал нам, что старая дорога скоро закончится, и мы выйдем на зады деревни, где пасутся в загороде коровы и овцы.

Но внезапное живое препятствие заставило нас замереть. Сперва послышалось лишь тихое шипение, и мы не сразу, но разглядели в заросшей дорожной колее черную змею. Она свилась кольцом, и лишь приподнимала острую голову с раздвоенным языком, едва заметно раскачиваясь в нашу сторону. Сестра вскрикнула и отшатнулась, отбежала подальше назад. Заметив движение, змея тут же зашипела громче и вытянулась вверх, стала раскачиваться заметнее. Мы оцепенели от первобытного страха».

Далее кульминация рассказа с динамичным и психологически напряженным описанием битвы матери со змеей. Заканчивается рассказ грустно.

«Не знаю, снялось ли с нас хоть по одному греху, но стыд и отвращение даже сегодня охватывают меня при воспоминании о том случае. По-детски наивно хочется верить, что змея та ожила, уползла к своим детям, вырастила их. Они никогда не ужалили никого, только ловили ночами лягушек да мышей.

Первородный страх. Первородная вражда.

Змей будет жалить тебя в пяту. Ты - бить его по голове».

Вот и весь рассказ.

Композиция произведения, последовательность расположения его элементов, построены классически. В композиции рассказа выделены определенные стадии:  экспозиция – введение общей ситуации, первое знакомство с персонажами (навоз, свиньи, пруд); завязка – намек на зарождение конфликта (фиалка), то событие, без которого бы не было сюжета; кульминация – высшая точка напряжения; момент наибольшей остроты конфликта (стычка со змеей, другими словами, символическая сцена драконоборчества), развязка – исход конфликта, разрешение его.

Интересно, что мать девочки здесь выступает Георгием Победоносцем, убивающим дракона. Это один из самых интересных религиозных мифов. Герой, почитаемый у многих народов, сражает змея мечом и возвращает предназначенную для съедения змеем дочь отцу. Этот рассказ, в котором Георгий выступает одновременно как богатырь, как проповедник истинной веры и как рыцарственный заступник обреченной невинности. Здесь, в рассказе, такой представлена мать. Но не столько смысловым богатством наполнен рассказ, сколько построенной композицией, структурой и последовательностью художественного использования внутреннего монолога.

Это показывает Анастасию Астафьеву мастером, пишущим в традициях классической русской литературы, поэтому, говоря о ней, невозможно не вспомнить 19 век. Я думал, кого привлечь Астафьевой в качестве анализа – Тургенева, Толстого?... И решил все-таки Лескова.

Лесков в свое время сформулировал три основных закона образцового литературного произведения:

1.      Верность характеров.

2.      Артистичность формы.

3.      Строгость композиции.

            А условием правильной композиции Лесков считал занимательность, живость, «интересность». При этом сам Лесков вмещал в повествование собственные фантазии, отчего у него получались полубыли. Астафьева пишет настолько верно, что веришь всему, что она написала, веришь, что все в точности так и было, кажется, что она абсолютно ничего не придумывает. Но я понимаю, что это невозможно, я предполагаю, что у автора было много возможностей добавить или убавить, но вот рассказ выкристаллизовался, и это требовало вдохновения и воли. Это реализм с глубокими корнями. Про Лескова писали, что он владеет всеми таинствами литературного контрапункта, то же можно сказать и об Астафьевой. Я знаю, что таинств у нее больше, чем я это могу увидеть и распознать. Для Астафьевой нужен очень вдумчивый, неторопливый, внимательный читатель. Она была бы очень успешной в прошлом и позапрошлом веке, в то время такие читатели жили…

Нина Писарчик

"Клуб Вологжан"

Можно, конечно, спросить у Анастасии Астафьевой, не мешает ли ей «тень» большого отца... Можно, но спрашивать не хочется. Потому что Анастасия Астафьева — совершенно самостоятельная творческая единица. Прозаик. Написала не так уж много, но и немало: книжку рассказов о своём детстве, детектив, повесть о дезертире с чеченской войны, несколько рассказов о природе как таковой и о природе человека; наконец, довольно любопытную автобиографическую вещь «Письма к отцу»...

Почему же она, Ася Астафьева, говоря образно, «топчется» на пороге большой литературы, словно не решаясь в неё шагнуть?.. Какой внешний толчок нужен писателю, чтобы перешагнуть этот невидимый «порог»? Одобрение, похвала пишущей братии? «Добро» со стороны литературных критиков? Или, напротив, неодобрение... Чтобы разозлиться, наконец, и пулей-ракетой — туда, в число известных и признанных!..

Зачем оно, признание, нужно? Сиди себе тихо, пиши «в стол», читай свои опусы на местном «кружке по развитию речи» (Г.Щекина «Графоманка»). Слушай сдержанные похвалы или же кислую критику от дюжины «графоманов», изредка печатающихся «самиздатом», в основном довольствующихся общей страничкой Интернета... Что-то грустное и пресное вырисовывается в такой перспективе. А что можно предложить? Искать спонсоров на издание книг? Рассылать рукописи по всем «солидным» редакциям? Участвовать в любых творческих конкурсах? Да всё, что угодно, пора уже громко заявить о себе!

То, что уже написано, вполне достойно для выхода в «свет».

«Июньский снег»: Повесть в рассказах А.Астафьевой — вещь удивительная. Написана языком подростка, как бы увидевшего себя глазами взрослого человека. Происходит совмещение времени: событие совершается одномоментно в той, прошедшей эпохе с её бытовыми характеристиками, но и в эту настоящую минуту чтения — тоже.

Можно сказать, что проза Астафьевой абсолютно кинематографична. Она наглядна, оснащена яркими деталями, в ней присутствуют и близкий, крупный, и общий планы. Читатель, имеющий воображение, видит стереофильм с эффектом собственного присутствия.

Книга-детектив «Сети Арахны», скорее всего, дань моде. Книга — непровальная, созданная по всем законам жанра; если её доработать, будет крепкий «психологический» детектив. Конечно, специализируясь на коммерческой детективной литературе, можно «нахватать» необходимых знаний, чтобы не допускать «ляпов»... Вот надо ли автору великолепной психологической прозы продолжать «криминальный» ряд?

Лучшие рассказы, на мой взгляд, «Танец маленьких утят», «Ботинки, которые ты носишь» и рассказ-монолог «Попробуй жить дальше», именно психологическая проза.

Повествование от первого лица делает их настолько убедительными, что читатель не сомневается в их автобиографичности. Талант автора заставляет узнать героев, как старых знакомых, воочию увидеть места, в которых никогда не бывал... Вжиться в чужой уклад настолько, чтобы переживать за героев, как за самого себя!

Короткие рассказы-эссе А. Астафьевой - “Борьба с терроризмом”, “Ветер с Енисея”, “Тревога”, “Ген войны”, “О понимании счастья”, “Только не бейте” - я бы назвала публицистикой, выполненной на высоком художественном уровне. Лучший из них - “О понимании счастья”. Я слышала мнение, что здесь автор “свысока” рассуждает об унизительном труде уборщицы... Напротив, совестливость автора, его внимание к “маленькому” человеку, возвышают его, автора, в моих глазах.

Совершенно великолепны рассказы А. Астафьевой о природе: “Погоня”, “Лес в кадушке”, “Змей будет жалить тебя в пяту”. Удивительно, что уроженка города, молодая возрастом, знает лес и его обитателей так, как не каждый профессиональный лесничий знает!

Конечно же, существует “генная” память, и всё-таки главное – творческая наблюдательность. Рассказы о маленьких лесных приключениях – совершенны! Они великолепны своей описательной частью. Даже некоторая назидательность их не портит. Хотя, на будущее, как раз следует избегать дидактики...

Наособицу в творчестве А. Астафьевой стоит сказка “Козье болото”. Завязка у неё просто изумительная. Сказка, забавная, совершенно невероятная продолжалась до какого-то момента... Потом “сдохла”! Раздумывая, почему так неудачно получилось, я поняла, что автору было на тот момент всего двадцать лет, и сказка эта – своего рода “проба пера”. Беда в том, что главный герой, студент Иван – абсолютно безинициативен, он – наблюдатель, в какой-то момент “скисший”, переставший даже удивляться... Автор словно не знает, как заставить его действовать, поэтому всё заканчивается фантастическим сном, видимо, от непривычно свежего воздуха.

В начале заявлены совсем нетрадиционные сказочные герои. К сожалению, забавная, анекдотичная завязка ни к чему не приводит... Сюжет увязает в обилии второстепенных, совершенно безликих героев. Все добрые, кроме условно злого Змея Горыновича, который настолько нелеп, что непонятно, почему ему так охотно все подчиняются... Становится скучно. Вместо вялого Ивана, по-глупому доброй Бабы Яги и выдохшегося Змея Горыновича действовать начинает непонятный Шишик, который всё и разруливает. В финале чувствуешь недоумение, и только... Ещё... очень циничной мне показалась дойка Василисы Прекрасной под видом козы!

После сказки, которую я читала последней, стало понятно, что именно меня раздражает в другом герое А. Астафьевой – Павле из повести “Чужая война”. В отличие от Ивана из “Козьего болота” Павел вовсе не положительный герой, хотя оба они – жертвы обстоятельств. Общая же у них одна черта: они инфантильны.

Павла постоянно кто-то ведёт за руку: сначала мама, потом военкомат, ротный командир, друг Руслан, старик чеченец, приютивший в пещере, потом сын старика, знакомый того сына, обменявший автомат на поддельный документ. Далее в Ленинграде – бомжующий бывший врач, наркодилер... Наконец – семья обходчика, подобравшая его, раненого. В конце концов попадает он в ласковые, надёжные руки Татьяны, которая становится ему второй матерью. Как только герой оказывается без чужой крепкой руки, он тут же теряется и делается жертвой мирового зла. Он совершенно не умеет находиться в одиночестве; тут же начинает комплексовать... Он ни разу не проявил себя активно. Даже работу каждый раз ему предлагает кто-то посторонний, даже девушка приходит сама к нему в постель.

Единственный поступок Павла, за который можно уважать, это его возвращение из последнего побега после рождения ребёнка. Именно ребёнок и привязанность к Татьяне заставили принять взрослое решение. У читателя возникает надежда, что инфантильный мальчик с железными кулаками стал, наконец, мужчиной....

Трагическая тема войны уходит на дальний план, а в центре – история несчастного бесхарактерного мальчишки, воспитанного без мужского влияния. В отличие от Руслана, в котором есть жизненная сила, Павел – типичный захребетник, но с амбициями.

Вот женщины в произведениях А. Астафьевой - действительно деятельные, самостоятельные, одним словом, мужественные... Та же Татьяна в “Чужой войне”!..

Эта повесть – стопроцентный киносюжет, похожий на очень многие “боевики” последних лет. Нет оригинальных сцен, всё видено-перевидено на экране. Хотя все герои Астафьевой достоверные, “жизненные”.

Единственно, смущает нетипичное поведение участкового Кудряшова... Очень мало похоже, чтобы такой нахрапистый тип столько лет только издали “пас” Татьяну. Да давным бы давно попытался её “исвоить”!. Всё-таки ему уже тридцать лет, да и она давно не школьница, двадцать два!

Отдельно хочется сказать о языке повести. Здесь язык зрелого мастера, в отличие от сказки, где много штампов при оригинальном сюжете.

Самое сложное произведение А. Астафьевой – “Письма к отцу”, написанное в форме сценария. Но, мне кажется, длинные, насыщенные информацией диалоги непостановочны ни на сцене, ни в кино... В данном объёме, не нуждаясь в переработке и сокращении, так они хорошо прописаны, эти диалоги-монологи были бы идеальны в другом варианте. Само название “Письма...” подсказывает форму произведения. Если сохранить прямую речь главных героев, убрав второстепенных, останется самое ценное и будет читаться как роман в эпистолярном жанре. Появится ощущение документальности, тем более, что это действительно мемуарная вещь.

Что ж, если читатель, тем более, критик, так переживает за будущность автора, значит, автор стоит того!

 

Я буду тебе писать… Анастасия Астафьева — о писателях, читателях и знаменитом отце

http://enisei.aif.ru/issues/755/37_01


Она родилась и выросла в Вологде. О том, что её отец — известный писатель, узнала в 11 лет. В шестнадцать написала ему письмо. В 23 года решилась и приехала в Овсянку. Это была их первая и единственная встреча.

Обо всем, что было недосказано, она написала в своей пьесе «Письма к отцу». На прошлой неделе Красноярск впервые с официальным визитом посетила Анастасия Астафьева, писатель, внебрачная дочь Виктора Астафьева.

Литература — зарядка для мозгов

— В нашем крае очень трепетно относятся ко всему, что связано с именем Виктора Астафьева. Как вас встречают в Красноярске?

— В первый раз я была здесь осенью 1997 года, когда мы виделись с Виктором Петровичем. Следующий мой приезд был на похороны. А сейчас меня пригласили в Красноярск на литературную конференцию благодаря Марине Саввиных, редактору журнала «День и ночь», любимой ученице Астафьева. Она меня принимает как автора и печатает в своём журнале, за что я ей очень благодарна. В последнем номере, к слову, вышел мой первый роман.

— На литературной конференции обсуждаются проблемы региональной литературы. Есть ли сегодня в провинции авторы, достойные внимания?

— Конечно, есть. Сидят они, никому не известные, к читателю им выйти трудно, варятся в собст.венном соку — и все нуждаются в поддержке. В Вологде, например, ещё в 90-х нередко проводились подобные семинары, а затем все как-то разделились. Я помню счастливые и заинтересованные лица людей, с какой они радостью с коллегами общались, какие окрылённые уезжали, когда понимали, что их творчество — это не просто «родственникам показать». Они кому-то нужны!

— Тогда почему на книжном рынке такой дисбаланс? Зайдите в любой магазин: там же всё что угодно кроме серьёзных произведений современных авторов.

— Коммерческая составляющая в наше время — на первом месте. Молодых надо раскручивать, тратиться на пиар. Проще продать детективы, потому что вкус у читателя стал иным, чем раньше. Хотя я не думаю, что читатель испортился сам по себе. Ему внушили моду на жёлтую литературу. У нас сейчас какой главный девиз? Получай удовольствие, расслабляйся, наслаждайся, веселись. А серьёзная литература веселья зачастую не подразумевает. Она заставляет читателя думать.

— А вам, как автору, не обидно за такое отношение к литературе?

— Хочу сказать, что серьёзную литературу читают. Сужу по тому, как меняются обложки книг у пассажиров метро. В последнее время там всё реже вижу фамилии Донцовой, Устиновой, а возвращаются: Бунин, Чехов, Булгаков, Астафьев. Что касается моего творчества, каждое новое произведение написано в ином жанре: и детектив был, и сказки, и полуфантастические произведения. Хотя интереснее писать житейскую литературу, разбираться во взаимоотношениях между людьми. Меня во время работы практически не интересует будущая судьба произведения. Втягиваешься в работу, постепенно начинаешь чувствовать язык, ритм, мелодику текста. И в конце концов с головой погружаешься в процесс, от которого получаешь удовольствие.

Папа с фотографии

— Когда вы познакомились с писателем Астафьевым?

— В детстве у меня была книжка «Конь с розовой гривой». Я тогда не знала, что её автор — мой отец, но читала с огромным удовольствием. А более серьёзно начала его читать лет с 15, когда стала сама писать. Мне тогда говорили, что нужно работать над языком, а Астафьев — мастер слова. Я хотела понять, как он это делает. Мои любимые произведения: «Последний поклон», «Царь-рыба», «Ода русскому огороду»…

— Но в какой-то момент вы узнали, что Астафьев — ваш отец…

— Мама говорила, что папа — очень хороший человек, просто живёт далеко. В доме всегда висела фотография Астафьева. И только в 11 лет я сопоставила какие-то фразы, факты и стала догадываться. Тогда и узнала правду. В 16 лет я написала ему первое письмо, на которое он ответил довольно сдержанно. В следующий раз я написала ему в 21 год, уже зрелым человеком. За плечами было пять лет моих литературных трудов, и я понимала, что приеду к нему не просто так, погулять, а с просьбой литературной критики или совета. Хотя в переписке, ещё до того как он прочитал мои ранние произведения, пытался меня отговорить от творчества. Писал, что это тяжелейший крест, который нужно переть в гору и только в гору. А для женщины это вдвойне тяжело. Я старалась объяснить, что это сознательный выбор. Он прочёл то, что я ему привезла, и достаточно высоко оценил мои ранние произведения. Говорят, сказал такую фразу: «Не без искры».

Фамилия дверей не открывает

— А чем занимается ваша мама?

— Она писатель, журналист, член Союза российских писателей. Родилась в Ленинграде, окончила Ленинградский университет, факультет журналистики, и ей предложили на выбор три города: Иваново, Ярославль и Вологду. Она выбрала Вологду, потому что там была сильная писательская организация. Так получилось, что она познакомилась с Астафьевым и на свет появилась я. 

— Дочь Астафьева умерла довольно рано. Но есть ещё одна внебрачная дочь — Вита. Вы с ней общались?

— Нет. Я о ней узнала недавно. Видела передачу «Пусть говорят» с её участием. Меня туда тоже пытались вытащить несколько раз. Я, конечно, отказалась.

— Когда читаю «Последний поклон», плачу оттого, что мне кажется — я разговариваю со своей бабушкой. А насколько близки вам сибирские мотивы?

— Я прилетела сюда и впервые за много лет почувствовала, что у меня появился дом. Меня очень тепло приняли. А про зов крови… Я обожаю произведения Виктора Петровича про тайгу, очень люблю природу. И есть давняя мечта — побывать на настоящей сибирской рыбалке.

— Известная фамилия в жизни помогает?

— Двери она мне нигде не открыла. Даже при поступлении на литературные курсы, где Виктор Петрович тоже учился. Как потом оказалось, его друг, проректор по ВЛК Валентин Сорокин от приёмной комиссии скрыл родство. Его спрашивали, действительно ли я дочь Астафьева, он ответил, что это совпадение. Мне рассказал об этом только через несколько лет. «Никто не знает, что ты дочь Астафьева, ты здесь учишься, потому что действительно этого достойна».

ДОСЬЕ

Анастасия АСТАФЬЕВА родилась в 1975 году в Вологде. Писать начала с 15 лет. Член Союза российских писателей. С 2001-го по 2003 год обучалась на Высших литературных курсах при Литературном институте им. Горького (мастерская Е. Шишкина). Живёт в Санкт-Петербурге.

«Письма к отцу» (Пьеса в одном действии. Отрывки)

«…Я буду писать тебе письма. Я расскажу в них то, что не успела и никогда уже не успею рассказать тебе. Я очень хотела, чтобы ты узнал, как я жила и взрослела без тебя. Ты должен был выслушать эту исповедь глаза в глаза, и этого было бы достаточно, чтобы я простила тебя окончательно, чтобы освободила сердце и душу от невыносимого гнёта, который теперь со мной навсегда. Ибо тебя теперь нет. Ибо я никогда не узнаю той любви, которой мне не хватает. Никто, кроме тебя, не мог бы мне дать её. Но я знаю: если бы что-то в жизни сложилось по-другому, ты бы любил меня. И это именно то, без чего я задыхаюсь в этом мире, без чего я чувствую себя чужой и бесконечно одинокой среди людей…»

«…Я не знаю, как и когда мама твоя объяснила тебе причину твоего явления на свет, но одно время она коллекционировала знаменитостей местного круга, и в этот круг по слабости мужицкой, пагубе плотской попал и я. Ни любви, ни даже банального ухажёрского периода или топтания возле дамы не было. Чтобы не ранить тебя ещё больше, все остальное упускаю. Но жизнь есть жизнь, и явление человека на свет случайным не бывает, значит, пришла пора ему быть на Земле, и он всё равно в той или иной комбинации скрещения судеб явился бы свету…»

«…И вот я ехала к отцу, а передо мной предстал писатель, общественный человек, зажатый этими условностями до такой степени, что он не мог отойти от них, даже оставаясь с самим собой наедине. Будто бы глаза миллионов людей ежесекундно следили за каждым твоим движением, людей, готовых поймать тебя на проступке, чтобы тут же сказать: «Ага! Учишь других жить, а сам что же?..» Кто сам без греха, пусть первый бросит в тебя камень…»

«…Потом ты перенёс инфаркт… Через год случился инсульт. Я хотела и по банальнейшим причинам не могла больше прилететь к тебе, слишком ты был далеко. Послала с хорошим человеком тебе в больницу письмо. Написала какие-то ободряющие слова, уже понимая, что конец неизбежен и близок. Если бы я могла взять и отделить от своей жизни десяток лет и отдать их тебе! Если бы в моих силах было напитать тебя своей молодостью и здоровьем! Я писала, что ты просто не имеешь права уходить, потому что ещё очень много должен сделать! Писала, что у меня всё хорошо, вышли две книжечки, меня приняли в Союз писателей, и я послала документы на Высшие литературные курсы. Человек, передавший письмо, привёз от тебя ответ, ты не мог писать и наговорил его на кассету. Это было твоё прощание со мной…»

«…Я пришёл в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье…»

«…Листок с этими страшными строками нашли среди твоих бумаг и отчего-то испугались, смутились, зачем-то старались оправдать тебя: мол, написал он это в минуту слабости, не мог, не должен он  был так думать! Не привыкли видеть тебя слабым. Не хотели видеть в тебе человека. В их памяти ты тот, кто никогда не впадает в отчаяние, кто никогда не опускает руки, кто поможет и поддержит в любую минуту. Я же знала, что ты просто смертельно устал. Устал от той ноши, которую однажды взвалил себе на плечи. Устал искать любви, которую так и не смог найти среди многих женщин, по-своему любивших тебя. Устал от непреходящего чувства одиночества, которое поселилось в твоей душе со смертью матери и нарастало с каждой новой смертью близких тебе людей. Бог много дал тебе в этой жизни, но ещё больше отнял. И я знаю, я просто уверена, что Он простил тебе все грехи. А если нет, я буду всю жизнь молить Его об этом…»

 

Надежда ФИЛАТОВА
Фото Ирины ЯКУНИНОЙ

Газета "Аргументы и факты на Енисее" от 30.05.2012

Ольга Рычкова

 *   *   *

Вывернувшись даже наизнанку,

Не представлю – хоть меня изжарь! -

Астафопу – санкт-петербуржанкой:

Ночь. Аптеку. Улицу. Фонарь.

 

Над Невою пасмурной и древней

Наклонюсь - и вижу там, внизу

Богом позабытую деревню.

Косогор. Астафьеву. Козу.

 

Ольга Рычкова


Путешествие из Москвы в Петербург,

Или Прощание Астафопы

 И снег, и дождь, и соль на щеки,

Но все равно – пора, пора!

Литературные уроки

Не доведут нас до добра.

 

Слезу прощанья раз и вытер,

Но впереди чернеет Питер.

Но холодна и солона

Гранитной Балтики волна.

© Kineya

Ольга Рычкова

              *   *   *

От Астафьевой руки прочь!

И все прочие части тела!

Пусть вздыхает и день и ночь,

Пусть пищит, что любви хотела.

 

И с поэтом-то жизнь – не мед,

А прозаик – вообще зараза.

С персонажами пусть живет.

Если может – со всеми сразу!

 

Сделать бесплатный сайт с uCoz